– Отец ребенка, мой сын, мигом исчез, как только врач сказал: «Это не вылечивается. Сначала малышка ослепнет, потом лишится возможности двигаться, станет безумной. Молитесь, чтобы смерть пришла за ней пораньше». А мы с невесткой решили все-таки бороться, надеялись, вдруг Рада будет первой, кому удастся одолеть болезнь. Наташа, моя невестка, нашла группу поддержки – родители больных ребятишек собираются, и еще она отыскала один медцентр. Название у него пошлое – «Розовое счастье», но там безнадежно больным детям давали экспериментальное лекарство. Какая-то мамочка сообщила в Интернете, что ее сыну оно помогло, мальчик жив, ему даже лучше стало, и Ната бросилась в клинику. Ее принял владелец, Олег Иванович Даниш, приятный такой, улыбчивый мужчина, который сказал, что нашу Раду в центр взять не могут, девочка по каким-то параметрам не подходит. Невестка на колени упала, но доктор все равно не согласился. Наташенька вернулась домой, соединилась с мамой того мальчика и стала выпытывать, как ей удалось сына в «Розовое счастье» пристроить. Та в конце концов раскололась: «Скажи главврачу, что хочешь сумму в его милосердный фонд передать, тогда он примет твою дочку». Ната обомлела: «Даниш обирает умирающих малышей? Наживается на них?» И услышала в ответ: «Плевать, главное, лекарство честно колют. Хочешь спасти ребенка? Отдай бабки, пусть подавится. Но учти, я тебе ничего не говорила. Начнешь скандалить, заявлю, что ты врешь, мы не знакомы. Я тебя пожалела, сболтнула, как было. Мне Олег Иванович сам деньги пожертвовать предложил, а тебе нет, чем-то ты ему не понравилась». Наташа собралась утром бежать в клинику, но не успела. Рада умерла. Мы похоронили девочку, а я теперь, как только слышу слово «идиот» или производные от него, начинаю рыдать. Пока Рада была жива, если только ее существование можно назвать жизнью, я ни слезинки не проронила, а сейчас в истерику впадаю, причем в самом неподходящем месте.

Я погладила Варвару Андреевну по плечу.

– Это не истерика, так выходит стресс. Раде сейчас хорошо, она стала ангелом.

– Вы полагаете? – с надеждой спросила дама.

Я постаралась говорить как можно более убедительно:

– Конечно. Я уверена, что ваша внучка сейчас в раю и счастлива.

Слова закончились. Да и что еще можно сказать в подобном случае?

Варвара Андреевна вытерла лицо полотенцем.

– Спасибо за моральную поддержку. И еще раз извините за истерику.

– Ну что вы, – улыбнулась я, – разве это истерика… Вы пробовали местные пирожные? Здесь восхитительные эклеры с заварным кремом.

– С заварным? – переспросила Варвара. – Помнится, в советские годы я ездила за такими в кондитерскую в Столешниковом переулке. Потом магазин закрыли, вместо него теперь какой-то бутик. До сих пор пытаюсь найти пирожные, похожие на те, и постоянно терплю неудачу. Тесто либо клеклое, либо сухое, внутри начинка, в которой очень много жира, и понятно, что использовалось не сливочное масло, а какая-то гадость.

– Пойдемте за мой столик, – предложила я, радуясь, что дама перестала плакать, – попробуете эклерчик.

Мы вернулись в зал. Варвара Андреевна пересела ко мне, откусила от пирожного и восхитилась.

– Господи, кто бы мог подумать, что в затрапезной кафешке отыщется такое великолепие! Куда только не заходила, нигде подобного не сыскалось. Девушка!

Официантка подбежала к столику.

– Слушаю.

– Домой можно пирожные взять? – осведомилась Варвара Андреевна. – Коробочка найдется? Мне бы десять штук заварных эклеров.

– Сделаю, – пообещала Татьяна и испарилась.

– Побалую Наташу и Грету, – улыбнулась Варвара Андреевна и пояснила: – Это моя невестка и ее дочка от первого брака с немцем. Ната замечательная женщина, а Грета прекрасная девочка, ей пятнадцать лет, она очень любила Раду, была ради больной сестрички на все готова.

Варвара Андреевна понизила голос:

– Когда слышу от людей: «Ужас, у нас в семье онкология», всегда хочется сказать: «Не гневите бога, у вас болезнь, которую можно вылечить. Сделать операцию, провести химию и жить счастливо». Мы, когда начали Радочку лечить, ходили по разным детским больницам, вот там я насмотрелась на мамаш-дур. Сами в панику впадают, малышей заводят. А им радоваться надо!

– Тяжелая болезнь ребенка ни у кого из родителей восторга не вызовет, – возразила я.

– Верно, – со вздохом согласилась собеседница. – Но уж если достался крест, то пойми: твой не самый тяжелый, напасть можно вылечить. А в нашем случае тупик, от амавротической идиотии лекарств нет. Может, когда-нибудь придумают, сейчас же пытаются использовать стволовые клетки. Правда, подходят только родственные.

– От отца или матери, – кивнула я. – Слышала, что эти клетки пробуют применять против ряда болезней. Но я не врач, плохо разбираюсь в данном вопросе.

Варвара Андреевна достала из сумочки блистер с таблетками.

– Я сама по образованию технолог, но стала специалистом по этой болезни. Радочка родилась недужной, а бывает юношеская форма, которая развивается лет в двенадцать-пятнадцать. И уж совсем повезло, если она придет ко взрослому, у него болезнь течет вяло. Могут помочь именно стволовые клетки, но с течением лет их количество у человека уменьшается. Сейчас умные люди сохраняют пуповину новорожденных, если ребенок заболеет, из нее можно выделить эти клетки и ввести ему. Но мы с Натой, когда Рада на свет появилась, и не слышали об этом. Каждому человеку подходит только его генетический материал. Коровий, свиной и прочие – ерунда. Его сейчас вроде используют в косметологии для омоложения, да особого толка нет. Понимаете? Мне ваши клетки ввести нельзя, они не подействуют. И даже могут вызвать рак. Донорскую порцию берут исключительно у родственника, и чем тот ближе, тем лучше: мать-дочь, отец-сын. Самый хороший результат получается, если донор новорожденный, поэтому некоторые родители, желая спасти больную кроху, спешно производят на свет братика или сестричку.

– Слышала о таком, – кивнула я.

– Спасибо, что поговорили со мной, – поблагодарила женщина. – Я пойду, устала очень. Пусть у вас все будет хорошо.

Варвара Андреевна взяла принесенную официанткой коробочку с эклерами и покинула кафе.

Я осталась сидеть над пустой чашкой. Следовало тоже расплатиться и уйти, но сил почему-то не было. Из состояния оцепенения меня выдернул телефонный звонок.

Глава 21

– Привет, – сказал Федор. – Как дела? Что-нибудь узнала от Ольги Ивановны?

Я рассказала Леонову о беседе с матерью Елены, о неожиданном визите Людмилы и о том, как поступил Леонид.

– Он решил отблагодарить жену? Все равно умирать, и без разницы, где проститься с жизнью? – зачем-то уточнил сыщик после того, как я замолчала. – Но сейчас-то он жив и выглядит вполне здоровым. Как такое могло случиться?

– Неправильно поставленный диагноз, – предположила я. – Или взял и выздоровел. Все вокруг твердили: тебе на тот свет собираться пора, а в организме Максимова откуда-то взялись силы справиться с болезнью. Как думаешь, почему Леонид живет у Владыкиной?

– Он ее гражданский муж, – напомнил Федор.

– А откуда появились Анна Тимофеевна и Борис? – не успокаивалась я. – Какое отношение эти двое имеют к Максимову-Никитину? Зачем Ирина Петровна взяла на воспитание детей-подростков? Чем занимаются жильцы большого дома? Уже неделю живу рядом и ни разу не видела, чтобы кто-нибудь, кроме Ирины, покидал особняк. Да и та отлучалась только пару раз. На какие средства семья существует? И где учились близнецы? Хотя Светлана упомянула, что Никита с Олесей раньше куда-то ездили. Владыкина усыновила их в тринадцатилетнем возрасте, подростки не могли сидеть дома.

– С последним ты не права, – возразил Леонов. – Ирина Петровна устроила ребят в школу в городке Фоминске. Я сегодня побеседовал с тамошней директрисой. Близнецов оформили туда по всем правилам, у них имелись документы с прежнего места учебы, личные дела. Кроме того, там есть заключение врача, рекомендовавшего обоим домашнее обучение, так как они перенесли сильный стресс из-за того, что их забрали из приюта. По мнению доктора, двойняшкам требовалось привыкнуть к новому месту жительства, к матери, их нервная система не выдержала бы еще и переживаний, связанных со сменой школы. Директриса не стала спорить. Никита и Олеся занимались дома, раз в две недели Ирина Петровна привозила ребят для контрольного опроса и выставления отметок. Педагог сказала, что Никита блестящий математик и компьютерщик, физика, химия давались ему легко, он получал одни пятерки. По русскому, литературе, истории тоже, английский знал прекрасно. Вообще невероятно одаренный юноша. Никита оказался единственным учеником школы, который получил по ЕГЭ наивысший балл и мог поступить в любой вуз на бюджетное место.