Григорий почесал щеку и произнес загадочно:

– Отличное клубничное…

Но тут же пояснил:

– Простите, я работал раньше в фирме, производящей йогурты и прочую гадость из молока, кое-какие слоганы привязались.

Затем он принялся вводить меня в курс дела.

– Итак, вы выходите на сцену… То есть сцены нет, есть огороженная площадка, на ней трибуна с микрофоном. Все коровы здоровы! Вас торжественно представляют. Вы говорите: «Открытие магазина имеет огромное значение… бла-бла-бла… сама в него стану каждый день ходить… бла-бла-бла…» Текстуха на полторы минуты, больше не требуется, иначе народ заскучает. Далее – кульминация. Та-ра-ра-рам! Наш генеральный директор вместе с актером Антоном Будкиным подойдут к красной ленте, а вы этак хитренько, с улыбочкой, произнесете: «Нет, нет, вам ножницы не дам, еще поранитесь! Торжественное разрезание произведет первый в России огородно-садовый робот по имени Щука Замудреная». И…

– Он Емеля Премудрый, – уточнила я.

– Супер! Молоко от бабушкиной козочки любого волка с ума сведет… – загудел Григорий. – Тогда Пугачев выкатывается на сцену.

– Почему Пугачев? – поразилась я.

– Потому что Емельян, – засмеялся Гриша. – Шутка. Добрый юмор в работе помощник. Пей кефир, не болей…

– Терпеть его не могу, – поморщилась я, – он кислый всегда.

Опанасюк округлил глаза.

– Емельян Пугачев? Вы его знали? Вау!

– Я про кефир. Предводитель крестьянского бунта был казнен в тысяча семьсот семьдесят пятом году.

Григорий заморгал:

– А при чем тут кефир?

– Вы сами его упомянули, – улыбнулась я.

– Кефир? Никогда! Слава богу, более никаких молочных продуктов в моей жизни нет, – замахал руками начальник пиар-отдела. – Робот подкрадывается к ленте – и хоп! Перегрызает ее. Веселится и ликует весь народ, потому что йогурт наш он пьет… Чики-брики – готово, быстро и не больно, все счастливы. О’кей?

– У Емели есть ножницы, – возразила я. – На пульте его управления нет кнопки «зубы».

Главный пиарщик похлопал себя по лысине.

– Но вы же все поняли. Где наша волшебная печка?

Я действительно начала понимать, о чем говорит Григорий.

– Емеля в микроавтобусе.

Рация у Гриши на поясе закряхтела и сказала:

– Пора начинать. Максим Семенович приехал.

– Вау! Генерального принесло! – засуетился Гриша. – Аты-баты, жрут творожный крем солдаты… Рулим на сцену. Баба-яга с нами.

Я покосилась на него в надежде, что пассаж про любительницу летать на метле ко мне не имеет отношения.

– Догоняйте, – приказал он и побежал за угол здания.

– Ариночка, Гриша у нас хохмач, – заговорила Анюта, – не обращайте внимания на его шутки, они не всегда смешные. И еще он любит рекламными лозунгами изъясняться.

– Забыл, забыл, забыл, – зачастил Григорий, когда я приблизилась к красным шнурам, натянутым между витыми столбиками, – ни в коем случае не упоминайте название «Садтрестогород». Ни под каким видом! Ни за что!

– Почему? – удивилась я. – Катерина дала мне вчера другое распоряжение.

– Здесь командует Григорий Опанасюк, – гордо объявил, похлопав себя по груди, начальник отдела. – Вообще ни слова о «Садтрестогороде». О’кей?

– Если вы так хотите, пожалуйста, – согласилась я.

– Умница, – похвалил меня Гриша. – Творожок с чесночком и зеленью – украшение любого стола… Где наш Серый волк? Ага, вижу. Страхолюдина, однако. Управление зверем странной породы при вас?

Я показала пульт.

– Шагайте к трибуне. От брынзы с помидорами талия не расплывется…

– А сейчас слово предоставляется великой писательнице, большой любительнице садово-огородного отдыха, почетной банкозакатчице и выращивателю огурцов-цветов Виоле Ариновой, – прогремело из динамиков.

– Ну, вперед! – подтолкнул меня Гриша.

Я хотела сказать, что пишу детективы под именем Арина Виолова, но передумала, двинулась к трибуне, откашлялась и завела:

– Здравствуйте. Очень хорошо, что появился торговый центр, в котором можно приобрести сразу все товары «Садтрестогорода». Простите, зря сказала последнюю фразу, забудьте ее.

– Все в порядке, говори дольше, – крикнул кто-то из посетителей.

Всмотревшись в толпу, я увидела красную, потную Екатерину. Она выглядела не важно – прическа напоминала основательно разрушенное воронье гнездо, тушь с ресниц сползла на щеки, губная помада съехала на подбородок.

– Продолжай! – заорала она. – «Садтрестогород»! «Садтрестогород»! Ура!!!

Я на секунду растерялась. Что происходит? Григорий, наоборот, велел мне не упоминать название фирмы и сообщил, что Екатерину уволили. Почему же она явилась на открытие торгового центра и громко скандирует название фирмы, турнувшей ее вон?

– Торжественная часть окончена, – заголосили динамики. – А теперь генеральный директор «Огородтрестсад» Максим Головлев и всемирно известный актер Антон… э… э… Емельян… э… э…

– «Садтрестогород»! – снова заорала Катя. – Ура! «Садтрестогород»!

Я тяжело вздохнула. Ну вот, опять накосячили, дали диктору не тот текст. Интересно, сегодня снова будут шарики с логотипом фирмы конкурента?

– Вызывайте робота, – тихо, но четко произнес Гриша, – и выдавайте фразу про красную ленточку. Ща, секундос, все, тащат…

Чуть левее от меня показались две высоченные, с бюстами этак пятого размера тощие блондинки, наряженные в микрошорты и обтягивающие маечки. Толпа радостно заулюлюкала. Красавицы растянули широкую алую ленту. Следом появились два мужика. Один – толстый, лысый, коротконогий, в костюме – явно был главой фирмы, а другой – стройный, в джинсах, футболке и черных очках – актером. Последний, проходя мимо меня, икнул, и я ощутила сильный запах перегара.

– Жгите, Арина! – запрыгал Опанасюк. – Ау, писательница!

Я раскрыла было рот, но меня опередило радио.

– Честь разрезать ленту доверяется Степану Разину, сотруднику отдела электроники!

Григорий схватился за голову. Я увидела Емелю и нажала на кнопку «вперед».

– «Садтрестогород»! – буквально завизжала Катя. – Воры! Мерзавцы!

От неожиданности я вздрогнула и уронила пульт.

– Перед вами Пугачев Занудный, – ожило радио, на сей раз завопив знакомым басом, – первый на земном шаре огородно-копательно-сорнякособирательный-урожаевыкапывательный робот. Ура! Ура! Ура! Всем козье молоко пить пора!

Емеля затрясся, чихнул, икнул. Вместо пальцев на его правой руке возникли ножницы, а на левой нечто вроде штопора.

– Подонки! – надрывалась Катя. – Щас вам мало не покажется!

Я подняла пульт и направила Емелю к ленте. Премудрый бойко покатил к ней, но не остановился, когда мой палец ткнул в «стоп», а, наоборот, увеличив скорость и угрожающе щелкая лезвиями, порулил прямо на не совсем трезвого актера.

– Мама! – взвизгнул Антон и шарахнулся в сторону.

Робот мигнул лампочкой на груди и без раздумий ткнул в лицедея штопором.

– Ой! – заорал тот. И, пошатнувшись, упал.

Я стала нажимать на «назад», «ноги», «руки», но Емеля не подчинялся приказам. Теперь вместо штопора у него появилась небольшая лопатка. Премудрый свистнул и развернулся к генеральному директору.

– Эй, эй, – угрожающе сказал тот, – даже не думай!

– Вперед, Емельян! «Садогородтрест»! – что есть мочи завопила Екатерина. – Арина, отбегай! Сюда!

Ноги автоматически, выполняя приказ, понесли меня к Кате.

– Ш-ш-ш… – раздалось за спиной.

Я обернулась.

Емеля лишился ножниц и лопатки, теперь из отверстий, откуда они ранее торчали, валил серый дым. Толпа кинулась в разные стороны. Екатерина схватила меня за руку и потащила за собой.

– Куда мы бежим? – задыхаясь, спросила я.

– Сейчас объясню, – пропыхтела Катя. – Сволочи, подонки! Спасибо, Игорь неладное заметил. Нам туда, залезай.

Я заскочила в микроавтобус и перевела дух. Минут пять мы просидели без движения, восстанавливая дыхание, потом Катя схватила телефон.

– Игорек, ты где?

– Тут, – громко произнес грузчик, распахивая дверь. – Ща Емелю погружу, утащили его, гады!