– Антонина тебя даже на порог не пустит, – упрямо сказал Леонов.
– Посмотрим! – азартно воскликнула я, выезжая на перекресток. – Я умею убеждать людей.
– Ну-ну, – вздохнул сыщик.
– Ты узнал, кто главный врач медцентра «Розовое счастье»? – сменила я тему.
– Нет.
– Почему? – удивилась я. – Это же очень просто. Информация не секретная, у медицинского учреждения должен быть сайт.
– Клиника с таким названием нигде не зарегистрирована, – пояснил Федор. – Есть «Розовый бегемотик», «Розовая кошка» и еще штук десять заведений с тем же прилагательным, в подавляющем большинстве это крохотные детские стоматологические лечебницы.
– Лика упомянула о «Розовом счастье», – повторила я.
– Ага, и врача с фамилией, как печенье, – хмыкнул детектив. – Небось перепутала наименование центра.
– Кажется, я еще от кого-то про «Розовое счастье» слышала, – протянула я, – но не помню, кто его упоминал.
– Есть два варианта объяснения, почему я не нашел клинику, – продолжил Федя. – Первый я тебе уже озвучил. Второй: на заведении действительно висит вывеска про счастье, но зарегистрировано оно под другим наименованием, допустим «Больница нервно-психиатрических паралитически безумных состояний». Такое при входе писать вряд ли станут: слишком длинно, люди не запомнят, и все, что связано со словом «псих», народ пугает. Мостовая улица очень длинная, на ней находится куча крохотных клиник, надо просто обойти их все и проверить, нет ли где у двери таблички «Розовое счастье». Извини, у меня второй звонок на линии.
Я бросила трубку на переднее сиденье, но она почти сразу затрезвонила. Думая, что Федор решил еще что-то мне сказать, я, не взглянув на экран, ответила:
– Слушаю тебя!
– Здравствуйте, Виола, это Филипп. Вы выступали сегодня на презентации робота, произведенного моей фирмой «Садтрестогород».
– Что-то не так? Я работала четко по сценарию, – встрепенулась я.
– Наоборот, все прекрасно. Хотел лично поблагодарить вас за участие и предложить продолжить наше сотрудничество. Мы можем встретиться сегодня вечером в любом кафе по вашему выбору? Не хочу звать вас в офис, в неформальной обстановке беседовать будет комфортнее.
Я бросила взгляд на часы.
– Во второй половине дня в районе Тверского бульвара у меня встреча по служебному вопросу, но я понятия не имею, сколько она продлится.
– Прекрасно, – обрадовался Филипп, – мой офис на Большой Дмитровке, это совсем недалеко от бульвара. Позвоните, когда разговор завершится, и давайте встретимся в кондитерской «Ротонда». Знаете, где она?
– Нет, никогда там не бывала. Но не волнуйтесь, найду, – заверила я Филиппа, притормаживая на парковке возле здания больницы, куда положили Жоржа. – А сейчас, извините, у меня дела.
Лечащим врачом моего бывшего шофера оказался Сергей Иванович Иванов, суетливый мужчина, не способный провести без движения более минуты. Сидя за столом, доктор безостановочно перебирал всякую ерунду, лежавшую перед ним, вертел головой, чесался, подпрыгивал на стуле. Спустя буквально пару минут после начала беседы я ощутила неодолимое желание посоветовать Иванову посетить невропатолога и попить транквилизаторы. Говорил Сергей Иванович быстро, окончания слов проглатывал и походил не на уверенного в себе специалиста, а скорее на студента-второкурсника, который, сдавая экзамен, пытается замаскировать под не относящейся к билету информацией незнание предмета.
Минут пять я выслушивала рассказ кардиолога о том, как важно сохранить здоровое сердце, потом не выдержала:
– Меня интересует состояние Жоржа.
Иванов схватил со стола коробку со скрепками, с упоением принялся ломать их и одновременно сообщил:
– Для того чтобы полностью понять перспективы, необходимо провести обследование пациента, сделать массу анализов.
– Так начинайте! – велела я.
Сергей Иванович запрыгал на стуле и занудел:
– Мы не коммерческое предприятие, нам не хватает расходных материалов, персонала, аппаратура старая, томограф не работает.
Я достала из сумки кошелек.
– Сколько?
Кардиолог вскочил и забегал по кабинету.
– Ну, если вы хотите сделать благотворительный взнос на лечение, то…
Он шагнул к столу и нацарапал на бумажке цифры.
– Вот!
Перечеркнув его число, я нарисовала рядом втрое меньшее.
Доктор задергал руками.
– У меня двое детей, их кормить-одевать надо.
Я не удержалась от улыбки. Недавно ездила отдыхать в Тунис, решила купить там на рынке ароматическое масло для тела. Бутылочка оказалась неприлично дорогой, и мы с продавцом, который прекрасно говорил по-русски, стали самозабвенно торговаться. Помнится, он тоже говорил о своих детях и упрекал меня в жадности.
Сергей Иванович заметил на моем лице саркастичную ухмылку и сбавил цену. В конце концов нам удалось достичь консенсуса.
– Не волнуйтесь, ваш парень в надежных руках, – заявил Иванов, смахивая купюры в ящик стола. – Знаете, с ним что-то странное случилось.
– Вы же поставили диагноз «инфаркт», – напомнила я. – Неприятное заболевание, но ничего необычного.
– Ни одной предпосылки для ишемической болезни сердца у вашего Жоржа нет, – забубнил Сергей Иванович, – масса тела нормальная, физическое состояние прекрасное, видно, что молодой человек регулярно занимается спортом, давление сейчас в норме, анализ крови хороший, уровень холестерина на зависть всем, никаких бляшек в сосудах. После обеда он очнулся и рассказал, что никогда не курил, алкоголем не баловался, ничем серьезным не болел, про сахарный диабет даже не слышал, сердце у него ни разу не щемило. Некоторое время назад Жоржа нанял водителем богатый человек, который велел ему пройти полное медицинское обследование в специализированной клинике. Тамошние врачи не выявили никакой паталогии, написали в справке: здоров. Еще хозяин приказал ему каждое утро посещать медсестру, чтобы та мерила шоферу давление, так вот: тонометр всегда показывал сто двадцать на восемьдесят.
Я сидела, сохраняя невозмутимое выражение лица. Да уж, Иван Николаевич обстоятельный человек, Зарецкий не сядет в автомобиль, которым управляет больной шофер, и мне такого не пришлет.
– И самое главное: перед тем как потерять сознание, Жорж не испытывал ни малейшей боли за грудиной, у него не ныла левая рука, не стреляло под лопаткой, вообще не было никакого дискомфорта. Да, бывают случаи безболевого инфаркта, иногда человек принимает его за приступ невралгии или язвенной болезни. Но! Всегда ощущается общее недомогание. А у Жоржа ничего. Он мне сказал: «Вышел на стенд, собрался исполнить номер и вдруг понял, что падаю. Дальше темнота». Весьма нетипично.
– В какой палате лежит Жорж? Можно его навестить? – спросила я.
– Пока нет, ваш друг в реанимации, а посторонним туда вход запрещен, – объяснил эскулап. – Как только его переведут в обычную палату, милости просим.
– Надеюсь, вам удастся вернуть парня в строй, – сказала я, вставая. – Буду вам регулярно звонить. Вот моя визитка, если понадобятся редкие лекарства или обследование, смело делайте все, что нужно, я оплачу счет.
– Мы муниципальная клиника, – запрыгал Иванов, – у нас все даром, город недавно прекрасное оборудование поставил, новейшее. Сейчас мы ни в чем не нуждаемся, любые медикаменты есть в нашей аптеке.
Я не стала напоминать Иванову, что в начале беседы он говорил о трудностях с лекарствами и древних диагностических аппаратах, и молча направилась к двери.
– Стойте! – окликнул доктор. – Заберите медальон. Жорж просил его на грудь ему повесить, но я не разрешил – в реанимации строгие правила. Да и вообще, не стоит лежать в клинике с дорогим ювелирным изделием. В медперсонале я уверен, вороватых у нас нет, но вот насчет больных?
Говорливый кардиолог начал мне надоедать. Я взяла прозрачный пакетик и сунула его в сумку. Сергей Иванович, похоже, никогда не видел настоящих драгоценностей, если принял пластину из желтого металла с зеленой стекляшкой за произведение ювелирного искусства из натурального золота с изумрудом.