– Опасно делать выводы, опираясь на записку, которую составила дама, решившая уйти из жизни, – пробурчал Федор. – Вдруг она ошибалась?

– Вы правы, – согласился Даниш. – Коля о таком варианте не подумал. Но я, естественно, провел ДНК-тесты, и сомнений не осталось: братья Максимовы, Лариса и Борис Гориковы дети одного отца.

Борис во всем слушался сестру, был очень мягким, ведомым человеком. Лариса же сначала согласилась на донорство, а потом испугалась. Николай Николаевич попросил меня встретиться с ней на нейтральной территории и поговорить. Мы встретились в кафе, она очень нервничала. Вдруг увидела за соседним столиком свою коллегу по школе и убежала. Я ринулся за ней. Короче, трудно мне с Ларисой пришлось, она истеричная особа, гиперэмоциональная. Но в конце концов я убедил ее в безопасности всех процедур, напомнил, что взамен она получит дом в Таиланде, честно сказал: «Это история не на один год, по моим расчетам лет на пять-шесть, но ведь порой люди дольше ждут своего счастья. И всякое может случиться, вероятно, вас отпустят раньше».

– Гориковы знали, что вы разрабатываете лекарство? – спросил Федор.

– Да, – кивнул врач, – правду от доноров не скрывали, всем объяснили, что в случае успеха их имена узнает весь мир, они станут героями. Для Леонида это был самый значимый аргумент, он частенько говорил Ирине: «Моя жизнь наконец-то обрела смысл: я рожден на свет, дабы избавить людей от старения». Лариса страстно хотела получить дом на берегу океана, была на все готова ради этого. А Борис полностью зависел от сестры. Амебного типа мужик, безпозвоночное.

– Выходит, Ирина Петровна тоже родственница больного Коли, – протянула я. – Она участвовала в эксперименте?

– Нет, конечно, – возразил Даниш. – Ира же создатель препарата, ей нельзя было рисковать собой. Но прежде всего потому, что Владыкина родственница не кровная. И у нее были проблемы с сердцем, стоял кардиостимулятор. К сожалению, неполадки с «мотором» случились и у Бориса, он умер, несмотря на то, что его поместили в одну из лучших клиник Москвы. Лариса очень остро отреагировала на кончину брата, ее разбил инсульт. В результате осталось три донора: Леонид, Олеся и Никита.

У меня в кармане зазвонил телефон, я сбросила вызов, отключила звук и задала вопрос:

– А при чем тут близнецы?

Олег Иванович спустил ноги с кровати.

– Я всегда удивляюсь, как причудлива генетика. Олеся и Никита – подкидыши, кто их родители, неизвестно, но понятно, что нормальная мать никогда не бросит малыша. Значит, роженица была наркоманка, алкоголичка, проститутка или просто распущенная малолетка, которая побоялась сделать аборт и произвела на свет младенцев тайком. Кто может родиться у такой, с позволения сказать, мамаши? Умственно отсталый ребенок? Ан нет! Никита – математический и компьютерный гений, таланта ему боженька отсыпал на десятерых. Олеся – обычная девочка, хотя и не без способностей, она обожает брата, а Кит, как все безгранично талантливые люди, наивен и беспомощен в быту, голова у него постоянно занята решением задач, все остальное для него не существует. Дети жили в ужасном интернате, их били, обижали, над ними издевались. Ирина, взяв близнецов, буквально спасла их, ребята могли не дожить до шестнадцатилетия. Олеся отлично понимала, как одарен брат, она его защищала, но что может маленькая девочка против старшеклассников? Николай Николаевич пообещал оплатить Никите обучение в США, сейчас парень заочник одного из американских колледжей. Когда Максимов разрешит, ребята улетят из России. Решение об участии в донорской программе принимала Олеся, брат за ней потянулся, как нитка за иголкой.

– Девочка в момент удочерения была подростком, – покачала я головой, – не понимала, на что подписывается.

– Ошибаетесь, – не согласился Олег Иванович. – По сути, Олеся намного старше своего паспортного возраста, тяжелые испытания рано сформировали ее характер. Ирина подробно объяснила Олесе перспективу, рассказала, что получат близнецы: собственное жилье в Америке, стипендию от Николая Николаевича на время обучения, оплату всех расходов, связанных с очными занятиями в колледжах, для двоих, то есть Олеся тоже будет учиться в США. Да, им предстоят не очень приятные минуты, регулярный забор материалов не доставляет удовольствия, производить его придется часто, нельзя покидать Павлиново, ни в коем случае нельзя болеть…

Даниш стал нашаривать ступнями тапки, а я поняла, что была права, когда задумывалась о том, чем объясняется патологическая авторитарность Ирины Петровны. Вопли соседки типа: «Леня, не копайся в земле, столбняк подцепишь», «Олеся, не лежи на солнце, радиация опасная вещь» и прочие ее замечания были вызваны не вредностью, не желанием подчинить себе членов семьи, а страхом за здоровье доноров. Если бы Олеся или Никита простудились, а Леонид, обожающий копаться в саду, подхватил какую-нибудь инфекцию, наступил бы конец экспериментам по созданию лекарства для сына Николая Николаевича.

– Но ведь близнецы не родня бизнесмену, они дети никому не известных людей. Почему Ирина Петровна включила их в программу? – удивился Федор.

Даниш попытался встать, пошатнулся и снова сел на кровать.

– Владыкина объяснила, что ей нужны еще и посторонние биоматериалы, и чем моложе будет объект для их забора, тем лучше. Анализ ДНК близнецов я не делал, а по остальным параметрам они идеально подошли, прямо как родные. Владыкиной пришлось стать приемной матерью, просто так подростков взять из детдома оказалось невозможно. Да и оформить Ирину матерью было нелегко, но Николай Николаевич, если захочет, любую гору сдвинет.

Олег Иванович лег, Леонов молча смотрел на него, а я ерзала на табуретке. Вот и нашелся ответ на вопрос, по какой причине Ирина Петровна решила взять под крыло двух подростков, почему органы опеки закрыли глаза на ее одиночество и отсутствие постоянной работы. Деньги Николая Николаевича послужили черными очками для глаз чиновниц и затычками для их ушей. Хотя надо быть справедливой: просто так, по принципу – вы нам пухлые конвертики, а мы вам близнецов, они не поступили. Владыкиной пришлось оформлять все официально. И вот что мне интересно: как она определила, что Олеся и Никита идеальные доноры? Неужели Владыкина ездила по приютам и брала пробы у разных воспитанников?

Федор сложил руки на груди.

– Значит, вы в своем центре вкалывали больным детям инъекции, которые вам давала Ирина. Но ведь препарат делался из биоматериалов родственников Коли, значит, другим помочь не мог. Сколько денег платили родители несчастных?

– Ни копейки! – рассердился Даниш. – Их лечили бесплатно. И лекарство улучшало состояние наших маленьких пациентов. Кроме того, группа была нужна для проверки на токсичность. Мы же не могли дать Коле то, что нанесет ему вред. Мальчику вводили дозу после того, как мы видели: контрольный экземпляр не пострадал.

– Контрольный экземпляр? – уже не сдержавшись, взвилась я. – Вы мерзавец! Воспользовались горем родителей, сделали из их умирающих малышей подопытных кроликов! И я знаю, что вам, Олег Иванович, давали деньги. Вы брали взятки за включение крошек в экспериментальную группу!

У Даниша отвисла челюсть, но он живо пришел в себя:

– Да ну? У вас есть свидетели? Они видели, как мне вручают взятку? Меня поймали за руку?

Я осеклась. Действительно, рассказ секретарши Лики к делу не пришьешь, да и рассказ Варвары Андреевны Крыловой, бабушки умершей Рады, просто слова.

Даниш заметил мое замешательство.

– Вот-вот. Не стоит верить сплетням. По поводу ваших обвинений отвечу: научной частью руководила Ира, всем проектом целиком – Николай Николаевич, я только присматривал за ребятами, обеспечивал им прекрасный уход. Насчет же подопытных кроликов… Могу показать дневники наблюдений: троим деткам стало лучше, они живы до сих пор, хотя по все расчетам давно должны были скончаться. И уж простите, но большинство этих несчастных не видели дома ничего хорошего, они из необеспеченных семей. А у меня в центре им предоставили все: любые игрушки, видеоигры, фрукты, вкусную еду, просторные отдельные спальни, библиотеку, одежду по вкусу. Один раз Рома Потемкин в декабре в одиннадцать вечера захотел свежий арбуз. И ему привезли его через час! Вот как я о детях забочусь. Кроме того, у нас наметилась положительная динамика. Кстати, Потемкин пока жив. И Коле вроде сначала полегчало, у него прекратился кашель, ушла одышка. Мальчик сражался с прогерией, как храбрый воин, за это мы его и прозвали Тигром. Он оказался на редкость мужественным маленьким человеком. Когда ему внезапно после длительного периода ремиссии стало хуже, Коля не испугался, не запаниковал, попытался нас всех успокоить: «Это синусоида, я был на вершине, сейчас спустился вниз. Не нервничайте, оттолкнусь ногами от дна и вынырну». Парень не сомневался, что победит болезнь. Или ради отца делал вид, что верит в успех.